Журнал «Проект Россия» № 54 Ландшафт

54-й номер журнала «Проект Россия» сфокусирован не на ландшафтной архитектуре, а на ландшафте вообще. Это требует некоторых пояснений. Первое из них касается самого понятия ландшафт. Его толкованию посвящены беседы с известными специалистами по данному вопросу: географом Владимиром Каганским и архитектором Евгением Ассом. Каганский приходит к выводу, что ландшафт – это такое пространство, где качество доминирует над количеством, а формы над формулами. Асс говорит о родственности иноязычного слова «ландшафт» с русским словом «местность», которое, по мысли архитектора, подразумевает не просто территорию в пространстве, но территорию, которая понимается как «объект поэтической и философской рефлексии, как источник культурных содержаний, как то, с чем мы себя ассоциируем».
Развитие этой темы приводит к идее «ландшафтного подхода» – такой оптики профессионального видения, которая подразумевает гармоничное сосуществование архитектуры и природы, рассматривает их «нераздельно и неслиянно» – как части одного смыслового и пространственного целого. Поискам примеров такого подхода посвящены проектно-объектные разделы журнала, где размышления о взаимоотношениях природы и города, природы и новых загородных домов иллюстрируются работами Юрия Григоряна, «архитекторов асс», Антона Мосина, художника Александра Константинова и др. Тематический блок дополняют традиционные разделы «Тексты» и «Монитор», которые в этот раз сфокусированы на ландшафте, а также тетрадка посвященная плавучим (опять же ландшафтным) объектам группы «Поледизайн» (Савинкин/Кузьмин).
Важное место в журнале занимает публикация, посвященная 100-летию знаменитого советского архитектора Леонида Павлова, крупнейшей фигуры отечественного зодчества 1950–1980-х гг. Статьи о Павлове, человеке и художнике, написанные Лией Павловой, Феликсом Новиковым, Александром Волчком и Владимиром Седовым, дополняются обстоятельным материалом об объектах и проектах мастера.

Культуре постмодерна органически присуще многообразие, так же как и понятию «ландшафт». Неудивительно, что это слово сейчас столь популярно. Согласно Джеймсу Корнеру, знаменитому американскому ландшафтному архитектору, всеобщим вниманием это понятие и связанные с ним дисциплины обязаны главным образом трем вещам: росту озабоченности состоянием окружающей среды и активному накоплению знаний об экологии в глобальном масштабе; развитию туризма и обусловленному им стремлению различных мест сохранять неповторимую идентичность; влиянию процесса массированного расползания городов (1). Понятие ландшафт при этом приобретает расширительное толкование: оно уже не замыкается на «видимом наполнении территорий», но подразумевает «конфликтное взаимодействие между жизнедеятельностью людей и средой, включая физические, гуманитарные, культурные, социальные и экономические аспекты» (2). Соответственно, распространяются и новые подходы. Выделим два из них: концепцию «третьего ландшафта» и ландшафтный урбанизм.

«Третий ландшафт» постулирован и теоретизирован французским садоводом и мыслителем Жилем Клеманом. Этот подход сфокусирован на местах, оставленных людьми или вообще нетронутых ими. Такие места, согласно Клеману, способны образовать «депозитарий» планетарного масштаба для сохранения многообразия фауны и флоры (3).

Ландшафтный урбанизм – порождение англо-саксонской школы проектирования. Ландшафтная архитектура становится здесь моделью для градоустройства: интересы проектировщиков смещаются от объектов к процессам, когда «ландшафт, а не архитектура выступает в качестве базового материала, из которого создается современный город» (4).

Ландшафтные метафоры, «ландшафтный подход» пронизывают и непосредственно архитектуру. Многие архитекторы стремятся рассматривать в комплексе понятия рукотворного и открытого пространства, фигуры и фона, интерьера и экстерьера, часто упраздняя или размывая границы между ними. Среди громадного количества примеров зданий, отражающих подобные идеи, назовем Музей на набережной Бранли в Париже Жана Нувеля, Кунстхал в Роттердаме ОМА и Тейт Модерн Херцога и де Мерона.

Бурные дискуссии на Западе сопровождаются преобразованиями огромных территорий в России, которые производятся без какого-либо осмысления понятия ландшафт. Показательно, что самые проницательные тексты на эту тему написаны у нас географами и антропологами, а не архитекторами и урбанистами. Упомянем в первую очередь работы Владимира Каганского и Бориса Родомана, а также Вячеслава Глазычева, представляющего редкое исключение в архитектурном цехе.

В советское время, утверждает Каганский, ландшафты страны рассматривались исключительно с точки зрения своего производственного потенциала. Советское пространство было монофункционально, подчинено узко направленному прагматизму – достижению таких целей, как, скажем, повышение урожайности зерна, разведка и добыча полезных ископаемых, создание системы гидроэнергетики и проч. Качество и разнообразие приносились в жертву соображениям размера и числа. Каганский отмечает, что СССР был ареной масштабных преобразований, огромной стройплощадкой, на развалинах которой мы сейчас живем. Отечественные архитекторы и планировщики почему-то крайне редко задаются вопросом о потенциле этих «развалин», крайне редко нащупывают какие-то разумные формы работы с ними. Строительство обычно ведется будто в чистом поле, здания попросту водружаются на землю – пустоши вокруг никого не волнуют. Российские архитекторы выработали более-менее внятную повестку дня, касающуюся вопросов проектирования и строительства отдельных объектов, однако применительно к открытым пространствам этого не произошло. А ведь в стране имеется огромное количество не освоенных строительством земель, и этот факт никак не осмысляется профессионалами. Побудить архитекторов к таким раздумьям и призван наш номер.